Белая ночь (18+)

В свои тридцать с небольшим Илья Петрович засыпал плохо. Ему хотелось острых ощущений. Дерзких событий. Больной фантазии. На трезвую голову, а не под чем-то. Совершенным красавцам нелегко найти достойную пару. Приходится довольствоваться тем, кто есть в наличии. Он измучился, извертелся. Бока болели от мослов двухметрового тела, приехавшего с ночевкой. Добавился невыносимый храп и присвист.

– Свалился на мою голову! За что? Впредь никого не оставлю на ночь, – подумал Илья Петрович, закурил, подошел к окну и с двадцать пятого этажа увидел Павшинскую пойму в белом саване предрассветных сумерек.  

Летом в столице светлеет в три часа ночи. В это время года лучше всего страдать бессонницей. Гаснут фонари, рождаются первые звуки. Московское утро по силе и чистоте может сравниться только с актерским драйвом, когда на спектакль пришли всего трое: рыбак, бездомный и дама с собачкой. Только их Илья видел каждую ночь со своего балкона.  

Все ночи подряд Илья Петрович просыпался ровно в три часа. Голова прояснялась, а задницу тянуло на приключения. Он посмотрел на приобретение вчерашнего дня: некрасивый открытый рот в общих чертах умственно отсталого. Поза напоминала выброшенную с балкона стремянку.

–  Неужели я… и с этим бармалеем? – подумал Илья Петрович, поглаживая свои загорелые сухие мышцы. –  Страмота! Сексом нужно заниматься как в порно, как будто красиво и хорошо несмотря ни на что. Играть надо, а не лежать самодовольной кучей. Бежать!

Илья Петрович находился в прекрасном возрасте провозглашения всеобщего доступа к телу. Когда каждое тело должно нравиться и вызывать восторг. Но набраться таких тел негде. Либо красивый, либо умелый, но зачастую – ни такой, ни сякой. Сложно быть старательным без влюблённости. Новые встречи больше разочаровывали, чем радовали. Илья подумывал, что поторопился расстаться с нежностью, мечтой о красоте и образом многоразового х у я, прикрепленного к одному и тому же идеальному бармалею: ебливому и с московской пропиской.  

Он решил, что самоудовлетворение –  единственный путь к личному счастью. Как хорошо: никто не лапает холодными руками, не царапает среди ночи уздечку, не сопит и не воняет в тесной близости от выбритых ноздрей и остальных ухоженных и гладких органов, приготовленных в дар божеству, а не проходимцу. Проще добиться слаженности квартета из осла, козла и косолапого мишки, чем обрести физическую гармонию в объятиях самовлюбленных понаехавших мужчинок. Ох, эти мужчинки! И козлы они, и ослы, но больше всего конечно проказники-мартышки! Вы друзья как ни ложитесь – все в  е б а р я мне не годитесь! 

Илья Петрович вывел велосипед и помчался утренними свежими улицами. Так он каждый день добирался до работы в ресторан, по пути загорал на пляже в Строгино, купался и дышал воздухом сонной Москвы.   

Мошонка Ильи Петровича была самой гладкой в Москве и прилегающих субъектах Российской Федерации и больно сжималась, вызывая сладострастное предчувствие. Для Ильи мошонка являлась чем-то вроде магического шара для ясновидящей. Организм предрекал приятные события и подавал сигналы. Илья остановился в парке. Сел на лавочку. Закурил, чтобы отвлечься и услышал топот. Не так далеко, сквозь деревья замелькала бегущая толпа и быстро приблизилась к Илье. Это оказались полуголые солдаты на утренней пробежке. Илья сидел достаточно близко к пробежавшему строю и почуял запах молодого пота, разлитого в утреннем аромате растений и земли. Месяцами – ни одного красавца поблизости, только стремянки. И вот целая толпа. Бери – не хочу. Но как? Своим цепкими и жадными до мужиков глазами он рассмотрел и запомнил пятерых: самые лучшие торсы, фигуры, подбородки, глаза и мощные шеи с блестящими медальонами смерти. Сержант бежал сзади строя и бросил беглый взгляд на загорелые бицепсы Ильи. Между Ильей Петровичем и сержантом возникло таинство наслаждения. Они понравились друг другу. А иначе зачем пялиться?  

Белой ночью плохое должно превратиться в хорошее. Тайное стать явным. Скрытое – обозримым. Пунктир – сплошной линией. Боясь упустить время, Илья моментально стащил шорты, пристально смотрел в спины и затылки удаляющимся солдатам. Никто не обернулся и не посмотрел на его выходку. Кроме сержанта. Илья ему показался. Хотел сержант пройти мимо, но это было непросто. Он остановил взвод в двадцати метрах от Ильи и заставил бойцов отжиматься. Все совпало. Илья оставался заметным только для одного, для избранника, а для остальных был невидимкой. Поймав молниеносный сигнал организма, Илья совершал действия, не просто безумные, а квалифицируемые и преступные для многих. Но ведь никто не знает и не видит. Кроме сержанта. А ведь есть на что посмотреть! Заглядеться! Позавидовать! Удивиться! Особенно никелированному кольцу, сжимающему нестандартные, гладко выбритые габариты. И похоже, контакт увлекал обе стороны, а значит ничего преступного в этом не обнаруживалось. Илья заставлял принадлежать себе высокого незнакомого красавца, управляющего толпой обливающихся потом парней. Владел им на расстоянии, не прикасаясь, ничего не говоря. Владел моментально и без спроса. Пришел, увидел, победил.    

Бока и живот Ильи Петровича пронзила почти музыкальная дрожь, эхо которой послышалось в опустевшем от крови сердце. Окружающая действительность на миг погрузилась в матовые сумерки и вновь возникла яркими красками пробудившегося парка. Явь распахнулась и показала свой тайный состав – материальные предметы превратились в волны. Отовсюду миллионы невидимых змеек плыли сквозь Илью Петровича к основной, хорошо заметной анаконде, заставляя все его клетки дефлорироваться, растягиваться и дребезжать, постепенно утаскивая в бесконечный обморок небытия и безвременья. Илья Петрович чувствовал себя прекрасным узором, вытканном лучами утреннего солнца на гобелене бытия. Узором солдатского медальона смерти на груди молодого атлета. Вот-вот узелки потянутся, распрямятся нити, и он перестанет красоваться и балдеть. Нутро реальности минутами сладострастия отразило бесконечный ужас всего живого и снова запахнулось ото всех. Белой ночью хорошо видно то, что прячется ночью черной. Только не все способны это увидеть.

Наслаждение смешало Илью Петровича с волнами, исходящими от колебаний деревьев, трав, озер, лавочки, асфальта, урны и отжимающихся парней. Он прилип к пейзажу, как жвачка к колесу велосипеда. Он подумал, что и в самом деле стал невидимым или превратился в липкую смолу на сосне, но упертый взгляд сержанта, посланный Илье Петровичу прямо в глаза, и ухмылка вернули ему ощущение реальности. Скоро тлен! Живи настоящим! Не отказывай себе ни в ком!

Солдаты поднялись и побежали дальше. Топот кирзачей раздался совсем далеко. Все смолкло. Илья Петрович остался на месте, боясь шелохнуться и прервать добытое состояние. Вдруг он подскочил, поспешно сел на велосипед и помчался вдогонку. Вновь послышался возбуждающий топот, показались голые спины. Илья приблизился к строю, снизил скорость и преследовал бегунов на безопасном расстоянии.

Кто-то провел грандиозную эстетическую работу: каждого бойца подбирали словно для подиума, настолько однотипно-фактурной оказалась их внешность. Раздеть, осмотреть, выяснить, предложить, сформировать команду парней, похожих, как братья: рост, волосы, руки, плечи, торсы, глаза, национальность. Сформировать возможность нравиться друг другу, испытывать притяжение и в тесном мужском коллективе находиться в постоянном желании дотронуться до такого же, как я. Зачем пушечному мясу красота? Для любви. И смерти. С любимыми погибать не страшно. А красота создает иллюзию бессмертия! Скорее всего, элитные воинские подразделения выстраиваются по технологиям царя Леонида, Александра Македонского, Цезаря и Фридриха Прусского. Если учесть, что солдаты присланы в Москву из разных концов России, то эстетическая работа ведется повсеместно, всеми военкоматами, по заданной свыше инструкции, военными специалистами, хорошо соображающими в мужской красоте.

Впрочем, можно обойтись и без особенных знаний. Красота – явление объективное. Каждому и так понятно, кто красив, а кто урод. Заставлять служить и отправлять на войну красавцев в наши времена и варварство, и военное преступление, и результат бездарной политики. У пчел на военной службе состоят исключительно взрослые самки, с которыми не жалко расстаться, а остальные выполняют более важную для общества работу. Взять бы и всех одиноких никому не нужных воинственных баб оправить в армию, на войну в Сирию, на Донбасс, а этих красавцев освободить и выделить Илье Петровичу! Но власть не заботится о сексуальном благополучии Ильи Петровича и всех остальных граждан. Что остается ему? Раздеться в знак протеста! Об этом мог думать Илья, сопровождая солдат до ворот воинской части, но ему было некогда даже подумать. Он объехал бетонный забор, увидел нацарапанные надписи «ДМБ» и вспомнил о работе.  

Необычайное состояние длились несколько часов. Илья Петрович доехал до своего ресторана, стал за барную стойку, а ткани организма еще тряслись в чувственном приступе. Только в полдень появился первый клиент и заказал кофе по-ирландски. Илья Петрович повернулся к полкам с бутылками и взял виски за длинное толстое горлышко, которое еще раз напомнило взвод солдат, взгляд сержанта, таинство городского парка и как белой ночью все плохое превращается в хорошее. Сердце вновь забилось, дрогнула рука. Но Илья Петрович не проронил ни одной капли мимо стакана.