Любовно-производственная кинокомедия «Девчата» - веселый, светлый, наивный, совершенно бесполый и асексуальный праздник. Так ли уж тут все смешно и бесполо? Что получится, если связать символику фильма с образами героев и обнародовать ее скрытое значение? На первый взгляд герои очаровывают зрителя непосредственностью, искренностью, детскостью. Что за этим стоит? Какими приемами достигается?
Современные российские политики постоянно копаются в штанах у граждан в поисках духовных скреп. Вполне уместно и критике пробраться ниже пояса к главным и побочным героям фильма, найти нужные скрепы и разобраться с художественной запутанностью. Я убежден, для выяснения истины и поиска скрытого смысла в произведениях с лирической составляющей, всегда нужно начинать с фундаментального – с постели.
Телефонистка Анфиска. Секс-пулемет. На ее тумбочке пулеметная лента – коллекция парфюма – подарки и арома-образы ее многочисленных любовников. Если верить замыслу, Анфиса – классическая давалка без комплексов. Но где она давала? А? Летом понятно где: тайга, кусты, «Камчатка» - эксгибиционизм и экстрим, сексуальные эксперименты настоящей огнедышащей и чувственной женщины. Напилил передовик производства Илья Ковригин сосновых стволов и непосредственно на этих стволах забил и свой ствол … Красиво, дерзко, не по-советски. Есть за что ненавидеть Анфису. Но только летом. А зимой? Зимой Анфиса простаивала. Негде. Хотя остается отапливаемый и уютный коммутатор. Целыми днями втыкать штекеры в разъемы – работа, накапливающая сексуальное напряжение. Наверняка, и в сфере телефонной связи Анфиса тоже была передовицей. Обязательно нужно вставить эпизод на коммутаторе, если фильм планируют переснять.
Мама Вера, Катя и Надя Ерохина. Эти девчата – типичная команда фригидных баб, «без п и з д ы, но работящих». Дымовая шашка секса. Ломовые кобылы стахановского движения, запряженные в хомут социалистических лозунгов. Это святая троица, с типичной советской половой стерильностью – гордость, честь, ум и совесть, которые крутятся вокруг одного запрещенного цензурой места. Им не только негде, но и не надо. Им хорошо жить в общаге друг с другом и изводить своих мужиков – плешивого фрика Ксана Ксаныча, лихого и придурковатого гармониста Сашку и удаленного бывшего пользователя, письмами которого растапливает печь мама Вера. Хотя образ печи, первобытного очага, как неунывающего либидо мамы Веры, наводит на мысли, что не все человеческое в ней умерло, а кое-что принадлежит вечности.
Илья Ковригин. Передовик производства. Лесоруб-бабник. Эта его креативная идея усовершенствования процессов заготовки древесины, когда на один ствол накладывается множество стволов, а после вытягивается бульдозером – образ, встречающийся только в прекрасном групповом порно. Ну не мог реальный бабник с несублимированным либидо внедрить в экономику порно-инновации. Если у данного мужика оставалось в мозгах место для идей, то значит его любовница Анфиса была не такой уж и передовой по части райского наслаждения на бревнах. Хотя, смотря с чем конкретно она имела дело. Да, собственно, с чем? Это не сложно установить, используя образы парней из бригады Ковригина. Они повседневные недотепы, трудовая челядь, заискивающая перед своим начальником. В любом московском офисе встречаются точно такие же подлизывающиеся хари.
Картинка фильма выстроена таким образом, что почти все герои мужского пола на фоне Ковригина выглядят второстепенными асексуальными придурками. И только его конкурент Филя слегка похож на хорошего ебаря. С ним-то Ковригин и затевает спор на Тосю. Сцена игры в шашки «на петушка» не так уж смешна и безобидна, и сопоставима с развлечением заключенных исправительно-трудовых лагерей. Ковригин заставляет Филю кукарекать по-зэковски, как опущенного урку. Выяснение отношений с Тосей «пальчиком» наполнено фрейдистским и историческим содержанием. В этом жесте прослеживается явная связь со сталинскими репрессиями гомосексуалистов. Исследования в этой области почему-то не проводил ни Сахаровский центр, ни общество «Мемориал», ни видные правозащитники. В гигантском музее ГУЛАГа в Москве ни нашлось ни таблички, ни уголка для экспозиции, напоминающей об уголовном преследовании советских граждан из-за альтернативной сексуальной ориентации. И только в безобидном Тосином указательном пальчике оживает минувшая кровавая эпоха и расправы над невинными людьми...
Как начальник, альфа-самец Ковригин самоутверждается за счет потенциального конкурента и своего окружения. Командует, напрягает, использует. Он склоняет бригаду к личной зависимости и требует игнорировать объект своего нового увлечения – Тосю.
Нужно ли это мужику с большим достоинством между ног и независимым психологическим кредо? Не понятно. Так что Анфису можно пожалеть и в этом отношении. Недаром она рыдает и не может принять решение. Длина и толщина интимной балясины лесоруба Ковригина оставляет желать лучшего. Добавьте к этому тяжелую работу в невыносимых условиях севера, плохое питание, отсутствие условий для гигиены, да еще и то, что он курит махорку. Это все плохо сказывается на потенции и качестве секса. Все это верно, но не для Ковригина. Гигантская сосна, спиленная Ковригиным и упавшая на Тосю, все расставляет на свои места и спасает репутацию главного бабника лесоповала. Более того, наводит на мысли о нетрадиционном подходе. Променять безотказную Анфису, женщину с превосходной фигурой, высокую, с длинными ногами, сочной грудью, хорошими манерами и не дуру, на Тоську – пацанку, с телосложением и истеричными замашками молодого петуха.
Тося из Симферополя. Якобы целка. Новое мясо. Секс-граната из Симферополя. Девушка южная, темпераментная, повариха. У нее есть и теплое место (во всех смыслах), и желание, и сама она прехорошенькая, свеженькая и бойкая… Но Тося не знает как дать. Государство не позаботилось о ее сексуальном воспитании и образовании, пытаясь клонировать идеальную работницу без особых потребностей. Тося все время подбрасывает дрова в печь. Образ печи покруче разъема для штекера. А чего стоит гипер-половник, которым повариха разливает щи! Как возбуждают ее слухи о том, что Ковригин – легендарный бабник.
Скорее всего, Тося не подозревает о том, каким должен быть размер главного половника всей ее жизни, поэтому ей все равно чем размешивать. Она по любви. Интимные разочарования ей, казалось бы, не грозят. Однако, целый батон намазанный вареньем еще в начале фильма свидетельствуют о неуемных аппетитах юной Тоси и предрекает любовь со счастливым концом. Тоси не привыкать работать с крупными объемами – у нее в руках большая посуда, супер-бутерброд, толстая книга, гипер-половник, топор, полено, коромысло, валенок, совковая лопата, ящик гвоздей. У других девчат несущественная мелочевка – то кисточки, то ножницы, то письма издалека.
Открывается утопия соцреализма. Кажется, фильм пропитан сексуальностью, но при рациональном исследовании выясняется, что это совсем не так. Социальные, психологические и бытовые проблемы специально устранены из кадра, а на их месте обнаруживаются иносказания и многочисленная фрейдистская семиотика. У героев нет ни нормальной интимной жизни, ни здоровой психики, ни собственной жилплощади, ни потребительских запросов и гражданских амбиций, помимо трудовых и духовно-любовных. Герои несчастны, как узники исправительно-трудового лагеря и вызывают сострадание. Позитивная психология героев, трудовые мотивации, настроение и беззаботность – лишь комедийный прием, отрыв от реальности, сарказм фантастического жанра соцреализм. Именно поэтому фильм изобилует очевидными и не завуалированными фаллическими символами, гармонично вписанными в контекст праздничного и политически выверенного сценария.
Советский кинематограф часто перестраивает буржуазное сексуальное клише в угоду партийной цензуре. Советская секс-бомба не борется за секс, а наоборот, разрушает либидо. Проведем небольшой экскурс в историю кино. Например, в 1962 году образ проститутки на трассе удачно трансформируется в «Королеву бензоколонки». Абитуриентка-неудачница работает со шлангами и быстро добивается прогресса и признания в мужском коллективе. Сравним с фильмом 1957 года Фредерика Феллини «Ночи Кабирии», повествующей о судьбе уличной проститутки, ищущей большую любовь.
Классическим примером принуждения к сублимации женского либидо является образ стахановки-многостаночницы из фильма «Светлый путь», 1940 г. Героиня Орловой тайно вынашивает половое влечение к инженеру, но решается пойти на контакт после мастерского освоения 140 ткацких станков, да и то, при официальном участии Кремля. Половые утехи советских граждан – это только бонус экономической барщины власти.
В образе учительницы из гениального фильма Марлена Хуциева и Феликса Миронера 1956 года «Весна на Заречной улице» угадываются характерные черты «строгой госпожи», упивающейся мучениями молодого самца, особенно под музыку Рахманинова. Идея фильма сравнима только с фильмом о сексуальном насилии «Ночной портье» Лилианы Ковани 1974 года, повествующей о садомазохистской любви узницы концлагеря и надзирателя.
В «Карнавальной ночи» Эльдара Рязанова того же 1956 года главный герой трижды (!) целуется с мужчинами крупным планом. Героиня Гурченко уверенно держит высокую планку идеала коммунистической нравственности, тщательно скрывая под пышной карнавальной юбкой образ расчетливой анальной индивидуалки.
В доброй и наивной сказке «Высота» 1957 года, на первый взгляд, нет интересующих нас символов, за исключением костыля главного героя-любовника-передовика производства. Однако, предметом, объединяющим влюбленных, становится доменная печь, которая крепко ассоциируется в сознании героев с их романтическими отношениями. Поднять на такую высоту скрытые фаллические образы и придать им такие гигантские размеры не удавалось мировому кинематографу. Сравнится с доменной печью может только царь-пушка из фильма Григория Александрова «Цирк» 1936 года, из которой выстреливают героиню со сложной сексуальной биографией в исполнении Любови Орловой.
В «Бриллиантовой руке» наблюдается еще более занимательный ассоциативный ряд. 1968 год. Сексуальная революция в развитых странах вносит в общество новые виды развлечений, в частности fistfuck (FF). В «Бриллиантовой руке» находятся довольно прозрачные и смелые асcоциации с FF. Лелик, Шеф и Козодоев – пародийные образы гомосексуалистов-аферистов, которые весь фильм разводят натурала Семен Семеныча Горбункова из-за его драгоценной руки. Здесь СССР оказался впереди планеты всей. На мировом экране FF появился только в 1979 году в фильме Тинто Брасса «Калигула».
В условиях тоталитаризма, ханжества, непросвещенности и уголовного преследования за сексуальный выбор, разрешенная мораль рассматривала секс как противоестественное явление, и заменяло нормальные половые отношения психопатологиями, сатирой, эмоционально-чувственными прениями героев, конфликтом личных настроений и государственных целей. Слабые на передок герои всегда оказывались отрицательными, трагическими или смешными. Во многих лирических фильмах-бестселлерах идеалами становились персонажи, проявляющие интерес друг к другу не ради секса, а для совместного выполнения производственных нормативов, натуралистического выживания и для продолжения рода. Фаллические символы в этих фильмах всплывают на уровне коллективного подсознательного творческой группы. Навряд ли авторы намеренно украшали кадр и были знакомы с психоанализом.
В конце 80-х и 90-е годы герои наконец-то обрели сексуальную характеристику без скрытого смысла и стали сами собой – проститутками, шалавами, валютчицами, фригидреллами, геями, наркоманами, партийными потаскухами, что делает образы социально важными, честными, открытыми, узнаваемыми и романтическими. В эти годы дополнительные фрейдистские знаки постепенно исчезают с экрана.
Петр Тодоровский создает потрясающие сексуальные типажи в фильме «Анкор, еще Анкор», 1992 г. Генерал-победитель стреляется из-за невозможности реализовать свои эротические фантазии и обрести счастье на фоне интимных лузеров и приспособленцев. Уродливая машинистка СМЕРШа по сфабрикованному доносу отправляет в лагеря молодого референта генерала, отказавшему ей в тепле и ласках. Герой Евгения Миронова, лейтенант Полетаев, использует свой половой орган для достижения насущных материальных благ. Боевая подруга генерала – старший лейтенант медслужбы товарищ Антипова (в исполнении молодой сексапильной Ирины Розановой), кажется, сожалеет об окончании войны. Победа забрала у нее генерала, любовника, уверенность в завтрашнем дне и многочисленные оргазмы. Тодоровский открыто связывает сталинщину, репрессии и войну с нереализованной сексуальной потребностью. При этом утрачивается второстепенная фрейдистская символика.
Однако, скрытая символика у Тодоровского сохраняется в 1981 году. До размеров дефицитного японского таза разрослись ожидания любимого самца героиней Гурченко в киноленте «Любимая женщина механика Гаврилова». В 80-х женский оргазм – дефицитный товар! Главная тема фильма режиссера Владимира Кучинского 1992 года «Любовь с привилегиями» - это личная, сексуальная, крепостная зависимость граждан от тоталитарной фаллократической власти. Открыто заявленная тема при полном отсутствии второстепенных вспомогательных символов.
О мужской проституции повествует фильм Александра Галина «Плащ Казановы» 1993 года, с Инной Чуриковой в главной роли. Половодье в Венеции, конечно, наводит на ассоциации с ожиданиями половых радостей главной героини Хлои, но не является фрейдизмом, поскольку тема фильма заявлена открыто, содержит эротику и легкие постельные сцены. Также не находится дополнительная сексуальная символика и в фильме Лукино Висконти «Семейный портрет в интерьере», снятому на двадцать лет раньше, в 1974 году, и рассказывающему о трагической судьбе молодого альфонса с коммунистической ориентацией.
В 90-годы с экранов окончательно исчезли сказочные принцы и принцессы – мифические поборницы фантастических идей бесплотной любви, окруженные ассоциативными рядами фаллических символов и атрибутами государственной власти. В период демократической оттепели возникли многочисленные заложницы плоти, конформизма, серости и вечного бешенства России-матки. Даже самые расхудожественные фильмы 2000-х годов не содержат дополнительных визуальных символов, связывающих коллективное бессознательное с нереализованным либидо. Ни «Зеленый слоник» 1999 года Светланы Басковой, ни «Дневник его жены» Алексея Учителя 2000 года. Мировой кинематограф также продолжает создавать лирические фильмы без фрейдистской семиотики. «Малена» Джузеппе Торнаторе 2000 года, «Антихрист» Ларса фон Триера 2009.
С введением «духовных скреп» и вмешательством государства в интимную жизнь населения в 2010-е годы на российских экранах вновь появляется символика сублимации либидо, как результат массового подсознания, а не творческой воли авторов. Ярким примером служит фильм Никиты Михалкова 2014 года «Солнечный удар». Грандиозный образ затопления баржи с военнопленными в финале, как окончательное расставание России с мужским началом. По масштабу этот образ сравним только с отборными фрейдистскими образцами сталинского кино - доменной печью и цеха из 140 ткацких станков, придуманными в годы геноцида собственных граждан и уголовного преследования за сексуальный выбор. Премьера фильма удивительным образом совпала с агрессивной внешней политикой России, травлей и преследованием геев.
В мировом реалистическом кинематографе не встречается дополнительная фаллическая символика, как нечто отдельное, связное и обладающее собственным смыслом. Ни в 50-е, ни в 80-е, ни в современности. Для построения скрытого смысла западные кинематографисты используют архетипы, не связанные с сексом, а дополняющие и раскрывающие идею фильма.
Тема секса и плотской любви должна открыто звучать не только в искусстве, а во всех сферах гражданского общества. Фаллическая семиотика в свободном кинематографе является не более чем украшением, а не зашифровкой скрытого смысла, запрещенного властью.
Фильм «Матильда» вызвал небывалую в истории российского киноискусства ненависть врагов демократии и народной свободы. Фаллократическая власть, клонирующая мракобесов, развязала травлю авторов фильма, предъявляет претензии к самой истории, опровергает факты и подсовывает собственные психологические комплексы и навязчивые состояния. Николай Второй в короне в виде распахнутого влагалища – образ идеальной исторической секс-бомбы, сочетающий в себе разврат, роскошь, бездарное управление, кровь и смерть империи. Атрибуты монархической власти по происхождению являются фаллическими символами.
Религиозные ретрограды, пришедшие на смену коммунистам, засовывают свои намоленно-вооруженные руки в штаны всему обществу и пытаются наощупь определить предметы вожделения. Уже давно пора снять эти штаны и прежде всего с себя! (Иисус на кресте абсолютно голый). Принять естество и осознать: запретные органы – неотъемлемая часть человека, культуры, искусства и развитой научно-технической цивилизации. Без принятия природы человека и сексуальной революции во всех сферах жизни и общества, в том числе и на большом экране, невозможно обрести гражданские права, духовное возрождение и экономический подъем. Казалось бы, человечество давно перешагнуло этот барьер, но постсоветская власть по-прежнему обращается к запретам и инстинктам для достижения своих корыстных целей. Сексуальное табу свойственно только отсталым первобытным сообществам, живущим в страхе, вражде, нищете и нужде, что в полной мере доказывают так называемые бессмертные шедевры советского кинематографа.
Белой ночью плохое должно превратиться в хорошее. Тайное стать явным. Скрытое – обозримым. Пунктир – сплошной линией. Боясь упустить время, Илья моментально стащил шорты, пристально смотрел в спины и затылки удаляющимся солдатам.
Жизнь дала Евгению молодость, красоту, ум, а также честь и совесть, но лишила богатства и прочного стояния на ногах в необходимой социуму позе. Бедность у нас сразу можно приравнивать к инвалидности. Жеке пришлось проявить изобретательность, выбирая прогиб для социального здоровья.
– А кто это выступает? – спросил Вовчик у физкультурника с портретом Кагановича. – Наверное, выдающийся член партии? Что-то слишком молодой для политика. – Это сын первого секретаря обкома партии, лидер комсомольцев N-ского района.
«Грош мне цена, как психологу, если я Никиту не переделаю в натурала» – ближе к трем часам ночи заключила Анна Степановна. – «Распидрить! И как можно скорее!» Спасенникова бросила себе вызов. Профессиональные амбиции засуетились в ней актуальными проектами.
Вовчик оказался в богатом джакузи. Француз читал Ахматову – "Я на левую руку надела перчатку с правой руки". Неопределенный рассказ о деятельности француза в России и именная казачья шашка на стене, навели Вовчика на рыцарские мысли, что он сотрудник разведки и лоббирует интересы Запада в законодательных органах.