Вовчик испробовал все виды околопостельных развлечений и утешался выводом, что богатая фантазия и сладкие грезы не только улучшают, но и заменяют реальность. Инструмент «фантазия и грезы» довольно часто применялся для совершенствования морально устаревшей внешности партнера, а также техники и артистизма. Годы тренировок награждали Вовчика отменными результатами. Фантазия превратилась в методичный самообман.
Фото: Servas
Мозолящее елозание и робкие поползновения он превращал в бурю и натиск небольшим усилием воли. Это сближало и приводило количество в качество.
Вовчик испытывал от придуманной реальности счастье и позитив: ощущения всегда настоящие, в отличие от чувств. Он научился сильно изменять партнеров и даже не узнавал при встречи: «Я с этим? Да ладно? Ни за что! Только под страхом смертной казни!» Однако, довольно легко и убедительно Вовчик перерисовывал унылого палача, превращал его в роскошного накачанного порноактера, который тащит на эшафот, раздевает и под улюлюканье восторженной публики насаживает на древко топора.
В его воображении квазимоды превращались в эсмеральд, челмедведосвины генномодифицировались, чебуреки облагораживались, скрюченное распрямлялось, круглое становилось треугольным, а Ванька оказался лучше, чем на фотографиях, но все равно его внешность хотелось довести до безупречного качества востребованного голливудского шлюха. Вовчику хотелось сблизиться окончательно, стать рядом с идеалом.
Ванька не пропускал ни одной большой тусы в Москве, но тогда не поехал на вечеринку Матине, позарившись на большой хуй Вовчика. Среди ночи он прикатил на такси – правда, за Вовчиков счет – из Бутово на Фрунзенскую набережную.
Коричневый кожаный браслет и улетную прическу Ванька объяснил тем, что он стилист и держится «в стайле». Москва полнится молодыми стилистами, орудующими маленькими ножницами и мечтающими о большом хуе. Вовчик боялся стилистов. Однажды напугал в дюпель укуренный стилист из Нарьян-Мара. Мастер от бога много говорил от травы и другой дури. Полностью покрытый цветными татуировками с черепами, он широко размахивал ножницами, делая лицо праведного угодника и рэпера. Вовчик боялся, что расписной угодник выколет глаз или отчикает ухо, а по-пьяни всегда лез целоваться. Он завязал с маэстро, решив использовать дорогих стилистов только в постели, а подстригаться у скромных таджиков. Ванька, как недешевый стилист, идеально подходил под постельные нужды и грустил черными глазками домашнего щенка.
С деревенской простотой и костромским оканьем, Ванька высказал довольно притязательные амбиции: «Хочу накачаться и стать стриптизером в ночном клубе». Ожидая услышать очередной скулеж о спонсоре, Вовчик рассмеялся и открыл бутылку абсента.
Ни кожаный браслет с шипами, ни вызывающая прическа, ни тем более мечты, не соответствовали Ванькиным глазам – печальным и честным, глазам, сделанным на совесть, с пониманием настоящих чувств другого человека. Глаза, как примерочная чужой души.
Жертва и носитель последней моды, Ванька, упаковывался во все трендовые обертки и плащаницы, через фешн проторяя дорогу к счастью самообмана, которым виртуозно владел Вовчик. Ванька не догадывался, что надо делать с собой, чтобы быстро стать счастливым. Только высокая мода и большой хуй пробуждал в нем именно то состояние, в котором он хотел задержаться навсегда.
После пятой стопки Вовчик завалил Ваньку на плечо, бросил на кровать и стал изображать яростную театральную страсть, как это делают в порнофильмах.
Ванька отдавался бесстрастно, словно мертвый. Он закрывал глаза, поджимал ноги и не производил ни звука. Вовчик трудоемко превращал парное мясо в отбивную, вертел Ваньку, как ваньку-встаньку, наяривая кругаля и скрипичные ключи. Но все безрезультатно. Ванька внутренне не открылся, валялся вдрабадан пьяный и разочарованный. Все в эти моменты чуждо Ваньке: не смотрит в глаза, сучонок, отворачивается.
– Я хочу, чтобы меня сожрали во время секса, а не просто ебли. Хочу адуху близости! – сказал Ванька в жаркой полутьме.
Вовчик усилил изображаемую брутальность до полного осатанения. Выдвинул вперед нижнюю челюсть, придал глазам яростную злобу и ненависть, как это делают маньяки в триллерах. Изображая страстного убийцу-истязателя, Вовчик заставлял нравиться и думал: «Сейчас ты сдохнешь от оргазма на моем хуе! Названивать каждый день будешь! Я трубку не возьму! Сучонок ненасытный! Я – такой раскрасавец – и ему не нравлюсь…..» Ванька оставался непробиваем и равнодушен к происходящему шоу.
Вовчик вышел из образа и почуял, что Ванька раскрыл его самообман и наигранную страсть, возмутился, отхлестал по щекам и в ответ услышал:
– Многие настолько скучно живут, что за всю жизнь ни у кого так и не вызывают желания повеситься, выброситься из окна или хотя бы перерезать себе вены. Ну, ребят, вы даете! Жизнь прожигаете зря. Нет ничего настоящего! Скукодрища. А с теми, кого не хотят задушить и сгноить в геенне огненной, надо полагать, вообще тоска зеленая. Фальшивка!
Вовчик понял, что Ванька зажрался столичными ебарями и бредит идеальной страстью и неподдельной духовной близостью, что и не встречается вовсе. Вовчик почувствовал, что влюбляется в этого маленького ненасытного шлюха только из-за его правдоподобности, из-за желания разгрести кучу тел, но найти родственную душу и удовлетвориться только ей одной.
Утром Ванька уехал с тем же скучающим выражением лица, с каким отдавался всю ночь, снова спросил у Вовчика денег на такси, но забыл кожаный браслет. В ближайшие дни Вовчик хотел позвонить и отдать модные путы, но передумал – настоящая близость со стороны Ваньки не снизошла и возникала опасность очередной невзаимной любви. Вовчик хотел нравиться и получать комплименты, преднамеренные или искренние – неважно. Если с внешностью получалось нафантазировать, но духовное отчуждение никак не превозмогалось и растаскивало голубчиков в разные стороны жизни. Вовчик в очередной раз погасил влюбленность усилием воли, изобразил, что ничего серьезного не было. Но на этот раз не совсем получилось. За Вовчиком словно кто-то подсматривал, грозил пальцем и говорил: а было, было! Из полутьмы воспоминаний вспыхивали Ванькины глаза, освещенные голубым сиянием телевизора...
Фото: Servas
Через два дня Ванька пропал. Объявили розыск и тело нашли только золотой осенью в Битцевском парке. В криминальной хронике заявили, что неизвестные кавказцы, которых Ванька, по версии следствия, домогался, взяли его в заложники и требовали выкуп. Никому не известного Ваньку из деревни превратили в знаменитого московского стилиста, повышая желтые рейтинги на крови и в целом обсирая гомосеков: так им и надо, содомитам проклятущим! Заодно облили сюжетными помоями и коллег по работе из парикмахерской в Бутово, отказавшихся заплатить за жизнь Ваньки двести тысяч рублей. С исковерканными манерными интонациями зачитали Ванькины эсэмэски, превращая его в женственную пиду, чтоб не было жалко нормальным гражданам. Миллионы телезрителей наверняка повторно растерзали бы Ванькин труп только за эти лживые интонации. Но теперь Ванька окоченел и плохо поддавался растерзанию голыми руками.
И Вовчик смотрел этот репортаж с отвращением и чувством кары небесной. Руки и ноги связаны скотчем, челюсть сломана. Черные глазки утопленного в ведре домашнего щенка: а вот не фик рождаться с блядскими глазами! Труп обезображен до неузнаваемости. Сказали, что Ванька написал заявление в полицию о торговле наркотиками в отместку на конфликт с бойфрендом из Махачкалы, который якобы замешан в наркоторговле. Предположительно, Ваньку устранили как свидетеля, инсценировав банальный захват в заложники.
Все знакомые убитого по телевизору выглядели, как в штаны наложили, словно стыдились связи с мертвым Ванькой и в случае чего готовы отречься, как от врага народа. Никто не изображал ни страсть, ни любовь, ни жалость, ни грезы. Ни уж тем более близость и родство с покойным. А сам виноват! Не высовывайся, дочка! Грешно таких людей помоями не облить еще разочек, что и сделали репортеры. Только цинизм спасет от одиночества, только ожирение отвадит от трагедии на любовной почве.
Вовчик было подумал, что так ему и надо – не прыгай по сомнительным хуям, не жри наркоту – но вовремя осекся. Так или иначе, убили-то и подставили близкие люди, свои, с которыми глазастый сучонок делил наслаждение, музыку и танцы, мечты, сокровенные желания и тайны. Ванька хотел всего лишь близости и любви, но не предполагал, что люди так охотно не любят и убивают самых близких, потому что в ненависти и убийстве самого близкого заключается наивысшая жертвенность себе, любимому.
Следующий репортаж вышел в эфир через три месяца. Показали подозреваемого Давида – молодого небритого породистого горца с широкой спиной, тот типаж мужчины, на которого Вовчик старался походить, изображая страсть. Брутального, с шеей ротвейлера, спортсмена выследили по камере видеонаблюдения банкомата. Давид всовывал Ванькину карту и вводил тайный пароль, чтобы снять деньги. В момент задержания Давид чистосердечно признался, что связал, зарезал и ограбил нищего парикмахера из деревни. Никому не известного Ваньку репортеры по-прежнему называли знаменитым московским стилистом, уверяя аудиторию в денежности жертвы. Этому Вовчик уж точно не поверил и помянул свои две тыщи, одолженные Ваньке на поездку в Бутово, как оказалось с концами.
Непонятно зачем так широко освещать убийство Ваньки? Подобных людей убивают тысячами и никого из них не показывают по центральным каналам. Вовчик понял, что отводят подозрение от настоящего убийцы или заказчика, который наверняка широко известен в столице. Именно он повышает социальный статус убитого, делает из Ваньки ровню и знаменитость и идеальную жертву себе. Круг подозреваемых сужался, как кожаный браслет.
Вовчик потянул за белые ниточки шитого дела и подумал о Давиде: «Не любовника нужно играть убедительно, а убийцу. От убийц все возбуждаются. К убийцам все неравнодушны. Только настоящий самец способен правдоподобно взять на себя чужую вину. Впрячься и сделать ложь правдой! Да еще и заработать. Самое трудно дело. Вот если бы какую пидовку заставили изобразить головорезку, то никто не поверил бы. Как поверить в то, что девка свернула челюсть? Никак. Чудно даже. А брутальному мужику веришь: он способен на все от силы характера. Да и в постели он был бы великолепен. Украшение зоны!».
Давид в наручниках шел по коридору суда, а в клетке подсудимого сидел в капюшоне, как библейский волхв. Ванька на фоне Давида выглядел дрыщавой смешной пидовкой, на которую никто из телезрителей не хотел быть похожим. А на Давида, душителя пидовок, хотелось походить всем. На миру и вина красна, а чистосердечное признание тем более. Главное рейтинг и чтобы история с потрохами вписывалась в общественное мнение: «Да что вы такого красавца сажаете? Пидара прикончить и ограбить – это ж почти святое дело! А главное: все ж знают, что Давид не совершал преступление и полностью невиновен! Благородное дело – принять страдание за других, святое. Давиду волосы подлиннее, как у Кончиты Вюрст, да бородку побольше – вылитый Иисус Христос, по форме и по содержанию. Не иначе». Одно спасало от таких мыслей: Давид – нерусский, а чурки, согласно общественному менению, способны на все. Снова показывали парикмахерскую в Бутово: коллеги и знакомые Ваньки, как в штаны наложили.
Только подозреваемый самец в штаны и не наложил. Давид держался уверенно, вызвав в Вовчике идеальное желание: сейчас не требуется закрывать глаза, изображать и придумывать, все и так превосходно выглядит. Недоступность близости привлекала Вовчика и немного расстраивала. Он вживлял нового героя в мир фантазий и грез, воображаемой любви, ненатуральной страсти, фальшивого убийства, придуманной вины, искусственного раскаяния, поддельного возмездия, ложной расплаты, невзаправдашнего исправления и предполагаемого загробного бдения. Только смерть не влезала в этот нереальный мир, а была самая настоящая, как Ванька.
«Внешне я ничем не хуже Давида. Я тоже охуенчик! Мы могли бы стать идеальной парой» – подумал Вовчик и вызвал такси до Битцевского парка, чтобы отвезти Ванькин браслет поближе к месту убийства. Туда, где никогда не встречался Ванька, в которого он чуть не втюрился, и Давид, в которого Вовчик точно влюбился.Туда, где никогда не встречались вместе идеальный убийца и идеальная жертва. Хотя сто миллионов телезрителей воображали, что именно в том лесу насиловали, связывали и грабили, а большинство не может ошибаться зря. Вовчик хотел поехать в лес, но отвлекся на хорнет и фейсбук. Через пять минут он передумал и от греха подальше выбросил кожаный браслет в мусоропровод, совершенствуя морально устаревшую реальность.
Белой ночью плохое должно превратиться в хорошее. Тайное стать явным. Скрытое – обозримым. Пунктир – сплошной линией. Боясь упустить время, Илья моментально стащил шорты, пристально смотрел в спины и затылки удаляющимся солдатам.
Я убежден, для выяснения истины и поиска скрытого смысла в произведениях с лирической составляющей, всегда нужно начинать с фундаментального – с постели.
Жизнь дала Евгению молодость, красоту, ум, а также честь и совесть, но лишила богатства и прочного стояния на ногах в необходимой социуму позе. Бедность у нас сразу можно приравнивать к инвалидности. Жеке пришлось проявить изобретательность, выбирая прогиб для социального здоровья.
– А кто это выступает? – спросил Вовчик у физкультурника с портретом Кагановича. – Наверное, выдающийся член партии? Что-то слишком молодой для политика. – Это сын первого секретаря обкома партии, лидер комсомольцев N-ского района.
«Грош мне цена, как психологу, если я Никиту не переделаю в натурала» – ближе к трем часам ночи заключила Анна Степановна. – «Распидрить! И как можно скорее!» Спасенникова бросила себе вызов. Профессиональные амбиции засуетились в ней актуальными проектами.