«Нас вынуждают врать, и мы врем»: как живут гей-семьи с детьми в провинции

Недавний опрос "Левада-Центра" показал, что почти половина россиян (47%) – за равные права ЛГБТ-людей в России. Это максимальный показатель поддержки геев за последние 15 лет. Но ощущают ли "оттепель" сами ЛГБТ? Есть ли у них надежда, что когда-нибудь в России признают их права? Корреспондент «Настоящего Времени» побеседовала на эту тему с тремя гей-семьями, которые живут, а точнее, прячутся в провинции.
 

 

СВАДЬБА ДЛЯ ПРИКРЫТИЯ

33-летняя Дина (имена всех героев материала изменены) работает в одном из театров Вологды. В город она приехала в 19 лет, сразу после окончания театрального училища в Казахстане. Работать решила далеко от дома, хотя ее приглашали в театры из более близких регионов. Через год жизни на новом месте встретила свою нынешнюю партнершу: Оксана старше Дины на 10 лет. Пара воспитывает сына Давида, ему девять.

«С детства было острое ощущение, что я не такая, как другие, – говорит Дина. – У меня мать – чистокровная еврейка, и впервые я ощутила свою инаковость в школе, когда девочка, с которой я нормально общалась, вдруг стала рисовать свастику в тетрадях, приговаривая, что "всех евреев нужно сжечь". Я тогда подумала: боже, неужели это возможно в наше время? Оказалось, возможно. И не только это. И да – тогда я впервые осознала, что лучше никому не говорить, кто ты – по национальности, другим "важным" признакам. Проще обходить эти темы стороной».

Подростком, когда у сверстников были первые романы, Дина интересовалась только театром. Но в училище за ней стала ухаживать однокурсница, и у нее случился первый в жизни секс.

«Я долго сопротивлялась своим мыслям, - признается Дина. - Даже когда ехала в Вологду, рассчитывала "начать нормальную жизнь". И, думаю, всё вполне могло бы повернуться так, что я вступила бы в гетеросексуальные отношения или даже брак – другое дело, как бы я себя тогда чувствовала».

Отец ее сына Давида – старый друг, тоже гей и довольно известный в Москве актер. С Диной они вместе учились, работали, и однажды решили сыграть "постановочную" свадьбу. На торжество в Вологду съехались счастливые родственники. Близкие друзья пары и регистратор в ЗАГСе (родственница коллеги Дины по театру, которая точно знала, кого сочетает браком) с трудом сдерживали смех. Отгуляв свадьбу, молодожены легли спать порознь: на тот момент Дина уже встречалась с Оксаной.

«Думаю, моя мама сейчас уже догадывается, что я замужем только формально, – замечает Дина. – Но его родственники до сих пор уверены, что у нас с ним большая любовь. Отчасти это правда: у нас прекрасные дружеские отношения. Алименты он не платит, но только потому, что я не прошу. Иногда покупает нужные Давиду вещи, одежду. Но я не настаиваю».

В школе на все вопросы сверстников Давид привычно отвечает: одна – мама, другая – крестная, папа живет в Москве. В детском саду некоторые малыши, узнав, что у других бывает две мамы, устраивали истерику. Взрослые, услышав такое, прятали глаза. Мужчинам-геям в этой ситуации было бы намного сложнее, уверена Дина.

«Все всё понимают, но вопросов не задают, – рассказывает она. – На школьные собрания хожу я, в поликлинику если нужно попасть – там Давида не спрашивают, с кем он пришел. Мы и путешествуем втроем, но только один раз у нас уточнили – на израильской границе – кем мы друг другу приходимся. В таких случаях я говорю: подруга. Давида наше объяснение тоже вполне устраивает. Он же вырос в этой системе, он не знает, как это – по-другому. Возможно, трудности наступят потом, когда он станет постарше и начнет нас стесняться».

И дом, и две семейные машины записаны на Оксану: пара планирует завести второго ребенка и, если собственность будет числиться за Диной, с получением материнского капитала возникнут проблемы. Но случись что с Оксаной – всё унаследуют ее родственники, а не Дина.

«Вот это бесправие действительно сильно беспокоит, – признается Дина. – Что касается всего остального, не думаю, что в России в гей-вопросе все стоит на мертвой точке. Знакомая работает в школе, и они не так давно проводили анонимные опросы о сексе среди детей. Так вот 90% школьников до 15 лет пробуют и гетеросексуальные, и однополые отношения. И не боятся об этом говорить, пускай и анонимно. Поэтому что-то тихонько меняется, хочется верить. Проблема ведь не в том, что в России запрещены однополые браки, а в том, что наши люди к ним не готовы. Если бы случилось чудо, и гей-отношения вдруг разрешили – это бы только навредило, мне кажется. Мы живем в провинции, где не принято открыто высказывать геям свою неприязнь. И пока нас не трогают, меня все устраивает, я не планирую эмигрировать. Хотя возможность такую всегда держу в голове. Потому что если Давида вдруг из-за наших отношений начнут травить, это будет и моя вина тоже».
 

РОДИТЕЛИ-ГОМОФОБЫ

Татьяна и Алиса живут в Петрозаводске. Вместе уже 9 лет. Одна – медик, другая – юрист. Пара растит двойняшек, рожденных при помощи ЭКО. С самого начала обеих женщин дети называют мамами. Сейчас малыши ходят в частный садик (там не задают лишних вопросов), но скоро они перейдут в государственный детсад. Поэтому пара решила подстраховаться: "основной" мамой будет Татьяна, а Алиса – крёстной. Чтобы не привлекать внимания, Алиса будет появляться в детском саду пореже.

Для государства этой семьи просто нет: официально двойняшек растит мать-одиночка Татьяна. При этом деньги, которые она получает на детей, очень скромные. Пока малышам не исполнилось полтора года, ей полагалось пособие – 80% от средней зарплаты. После – раз в год материальная помощь в размере двух рабочих окладов. И еще по 3700 рублей на ребенка в месяц за не предоставленные в детсаду места. Без денег, которые зарабатывает Алиса, пришлось бы очень тяжело.

Сейчас Татьяне 40, свою гомосексуальность она осознала поздно – в 31 год, уже с Алисой. Принятие себя далось нелегко.

«Несмотря на то, что в подростковом возрасте и позже я ощущала влечение к девушкам, все равно думала, что это некое преходящее состояние, которому не стоит придавать значения, – рассказывает Татьяна. – Информации о гомосексуалах тогда не было вообще, хотя я училась на медицинском факультете. Слово "лесбиянка" было каким-то противным, постыдным: в голове сразу всплывали образы обнимающихся блондинок из "Плэйбоя". Поэтому я упорно пыталась встречаться с мужчинами и планировала, как все, рано или поздно выйти замуж. Однажды чуть не вышла, но с тем мужчиной мы, к счастью, в итоге расстались».

А вот Алиса уже в 12 лет понимала, что к противоположному полу ее не тянет. Тогда, в начале 2000-х, подростковые журналы свободно писали о бисексуалах или геях, поэтому с теорией проблем не возникало. Еще в школе она узнала о "Пушке" – месте в центре города, где собирались геи.

«Тогда каждый день там было по 20-30 человек, – вспоминает Алиса. – Кто-то выпивал, кто-то просто общался, громко играла музыка. Периодически случались стычки с какими-нибудь гопниками, но ничего критичного. В общем, культовое место было. Сейчас такие тусовки сложно представить».

И Татьяна, и Алиса говорят, что самыми ярыми гомофобами в их жизни оказались близкие люди. У Татьяны – семейство старшего брата, у Алисы – родители, которые выгнали дочь из дома, узнав, что она - лесбиянка.

«Я делала попытки честно с ними объясниться, чтобы перестать постоянно врать, – рассказывает она. – Сначала пробовала намекнуть, что как минимум бисексуальна. Реакция была такой, что я быстренько "передумала". Потом у меня даже появился подставной "жених", с которым мы якобы планировали расписаться. Я хотела собраться с мыслями и потом признаться родителям, что мужчины – все-таки не мое. Но в планы вмешалась тетя, которая была в курсе моих секретов. Она просто сдала меня – и меня выгнали из дома. Помню, как родители кричали моей плачущей восьмилетней сестре, что у нее меня "нет и никогда не было". Мол, она у них теперь единственный ребенок. Мама потом мне все-таки позвонила, но только спустя полтора года. Все то время она даже не интересовалась, что со мной. Впрочем, у нас до сих пор напряженные отношения».

ЛГБТ-люди в России и так живут в постоянной тревоге, а рождение детей усиливает это ощущение, говорят молодые мамы.

«Опасения есть, – рассказывает Алиса. – Мы согласны с тем, что гомофобия в России навязывается, скорее, "сверху". В обществе все гораздо спокойнее: да, бывают неприятные моменты, но в целом, когда никто никого не беспокоит – все молчат. Но это все равно постоянная ложь. Причем не та ложь, которая вообще должна иметь место в цивилизованном мире. Нас вынуждают врать – и мы врем, но не ради себя, а ради безопасности своих детей. Мы не имеем права подвергать их испытаниям, которые к ним никак не относятся. Поэтому вопрос с эмиграцией по-прежнему остается открытым: если дадут команду "фас", и мы почувствуем угрозу, мы уедем. Что может изменить обстановку в стране? Время, распространение информации и смена власти. При нынешнем руководстве в России отношение к геям может измениться только в худшую сторону, увы».
 

"ПОЧЕМУ ВЫ ВМЕСТЕ СПИТЕ?"

Мужские гей-пары с детьми в России тоже есть. Но уговорить их на интервью – задача почти невыполнимая: проявления гомофобии по отношению к мужчинам намного жестче, чем к женщинам. «Настоящему Времени» удалось найти Вячеслава и Льва по блогу их сына Артема: 15-летний мальчик рассказывает в нем о своей жизни с гей-парой. Подросток с четырех лет хочет стать писателем, и блог – один из первых шагов к этой цели. Обоих мужчин он называет папами. Артем – племянник Вячеслава, который оформил опеку над мальчиком, когда тому было пять лет. Родная мать Артема умерла от рака, а биологический отец настолько не интересовался его судьбой, что даже не знал, как зовут сына.

«У меня не было сомнений насчет усыновления Артема, но мы обсуждали этот вопрос с моей матерью, – говорит Вячеслав. – Мы не были уверены, как сделать лучше. На тот момент мне было 20 лет, а моей маме – за 60, и мы оба были не в самом подходящем возрасте для ребенка. Мама тогда о моей ориентации не знала. Сейчас уже догадывается, думаю, но молчит. В общем, в конце концов, опеку взял я, во многом потому, что такова была личная просьба моей сестры. Она очень хотела, чтобы ребенок остался со мной и моим мужчиной – именно в таком тандеме».

Артему о своих отношениях мужчины рассказали после того, как мальчик увидел их спящими в одной кровати. Он так и спросил: "Почему вы вместе спите?" После недолгой заминки Вячеслав признался, что он и Лев любят друг друга.

«Я помню, что ощутил приступ обиды на них, – рассказывает Артем. – Горячей такой обиды, в груди, от которой слезы закипают. Я говорил, что они врут, что такого нет в фильмах и книгах, что о подобном мне никто раньше не говорил. Слава предложил посмотреть фильм о любви двух мужчин, но я отказался и убежал. До вечера я не выходил из своей комнаты, а когда вышел – увидел, что Слава смотрит телевизор. Мелькали кадры с мужчиной в строгом костюме, он выглядел очень грустным и смотрел на фотографию какого-то парня. Слава объяснил мне, что герой грустит, потому что его любимый человек умер. Я спросил: "Тот парень на фото? Он теперь там же, где моя мама?" – "Наверное", – ответил он мне. Так я стал постепенно свыкаться с мыслью, что у меня не совсем обычная семья».

Сейчас Вячеславу 31 год, он работает веб-художником в сфере гейм-дизайна. Его муж, 36-летний Лев – реаниматолог. Мужчины вместе почти 14 лет, этой весной пара зарегистрировала брак в Канаде. Семья живет в небольшом провинциальном городе на востоке страны. Когда у них появился Артем, мальчику объяснили, какую "историю" рассказывать людям о своей семье. По официальной версии, в ней только два человека: Артем и его дядя.

«Я переживал, почему мне приходится врать, – говорит Артем. – Все время боялся проговориться, не приглашал знакомых домой, потому что там повсюду фото Славы и Льва. Возможно, поэтому я довольно замкнутый человек теперь, особо ни с кем не общаюсь».

О выматывающей атмосфере полнейшей конспирации рассказывает и Вячеслав. В жизни то и дело бывают моменты, когда кажется: вот-вот их "спалят". При этом недавно в семье появился второй ребенок. Десятилетнего Ваню усыновил Вячеслав, который много лет работает волонтером в детских домах. Мальчик привязался к мужчине и настойчиво просил его забрать. После долгих переговоров семья решилась на этот шаг, но теперь тревоги в их жизни стало еще больше.

«Ваня вполне может выдать незнакомым людям: "А я живу с двумя геями", – с горькой усмешкой говорит Вячеслав. – После чего мы, смеясь, максимально естественно говорим: "Он еще не адаптировался после детского дома, извините" – и быстро уходим. Получается, что в этой ситуации ребёнок выглядит как этакий "дурачок", который склонен нести чушь. Мы его таким выставляем. Мне это не нравится, но ничего другого тут не сделаешь».

С государством пара старается контактировать по минимуму. Лев – врач, и в поликлиники семья не ходит. В случае необходимости обращаются в платные учреждения. Раз или два пришлось вызывать Артему "Скорую" – тогда роль отца перед врачами играл Лев, а Вячеслав сидел в другой комнате. В больницу дети не попадали. Мальчики ходят в частную школу: меньше формальностей, больше шансов объясниться. По принципу "Я плачу деньги – я диктую правила".

«Как бы я оценил консервативность нашего общества? – задается вопросом Вячеслав. – На 7 баллов из 10. Радует, что люди до 30 лет сейчас чаще довольно либерально относятся к ЛГБТ. Для минимального комфорта мне было бы достаточно уверенности в том, что я и моя семья юридически защищены. Что никто не заберет детей, и что мой муж может нести за них равную со мной юридическую ответственность. На данный момент, случись что со мной, они должны будут остаться на воспитание государству, при том, что у них есть второй отец. На этом фоне желание пройтись за руку по улице, чтобы никто не побил, волнует мало. Как и гей-парады. Если бы их разрешили в России, я бы не пошел: мне еще детей на ноги поставить надо, а потом умирать».

На заграничном Прайде Вячеслав и Лев однажды побывали: хотелось посмотреть, на что это похоже. Но признаются, что живи они в стране, где гей-парады проходят регулярно, не стали бы на них ходить.

«Иногда я думаю о своей семье, о том, какая она, и мне хочется, чтобы этого не было, – признается их сын Артем. – Именно потому, что устаю от жизни под постоянной нависающей угрозой. Но потом я вспоминаю о том, что это было решением моей мамы, и думаю, что она не могла ошибиться. Она хотела, чтобы я получил этот опыт, потому что он делает меня мудрее, человечней, свободней в своих взглядах. И это правда. Чего бы мне ни случалось думать о своих родителях или даже говорить им это вслух, но когда что-то между нами вдруг не так – это переживается мной как катастрофа».

А без конфликтов не обходится. К примеру, Лев и Вячеслав планировали уехать в Канаду. Три года готовили документы для заключения брака, узнавали про эмиграцию. Но Артем против отъезда, и решение пришлось пока "заморозить". К слову, Артем охотно согласился ответить на волнующий многих вопрос, влияет ли на его личную ориентацию пример однополой семьи. Говорит, не влияет.

«Если считать, что ориентация зависит от семьи, в которой растешь, значит, признать, что ориентация – это сугубо социальное, – рассуждает мальчик. – То, что ты видишь вокруг себя – то и перенимаешь. Я же, видя рядом с собой двух геев, социально пытаюсь подавать себя как гетеросексуала, пытаюсь ориентироваться на "шаблон" из общества, а не из семьи. Но внутренне я чувствую, что, на самом деле, как минимум бисексуален. Время покажет».

^{Источник}