Бывший преподаватель семинарии о своем камин-ауте и геях в РПЦ

Бывший преподаватель Самарской православной духовной семинарии Артем (Амфиан) Вечелковский совершил вынужденный камин-аут после того, как в личной беседе рассказал журналисту о своей гомосексуальности и об этом узнала общественность. Вечелковский заявил о своем уходе из РПЦ и пообещал отстаивать права секс-меньшинств. На своей странице во «ВКонтакте» он пояснил, что не собирался делать публичных признаний и стал жертвой провокации. «Лента.ру» выясняла, как тайное стало явным и каково живется человеку с нетрадиционной сексуальной ориентацией среди профессиональных борцов с содомией.

16 сентября корреспондент тольяттинского издания попросил Вечелковского прокомментировать задержание диакона-наркодилера из Самарского воскресенского монастыря. Журналист настаивал на том, что в монастыре не знали о наркозависимости священнослужителя и попросил Вечелковского высказаться в поддержку РПЦ. Но тот дал иную оценку произошедшему. «К сожалению, подобные случаи говорят об облике всей церкви, потому что я знаю этот монастырь и знаю, что там творится, помимо наркотиков. За дела подчиненных отвечает начальство, это базовый принцип. Но в церкви почему-то думают иначе: служитель плохой, а мы хорошие. Так не бывает», — сказал Вечелковский.

В подтверждение того, что церковное начальство в курсе всего происходящего, он рассказал журналисту, что руководство семинарии прекрасно осведомлено о его нетрадиционной сексуальной ориентации. Заметив однако, что это заявление не для публикации. «В самарской семинарии о моей ориентации знали все: преподаватели, студенты, которые никогда меня не сторонились, и даже ректор-митрополит. Вопрос этот открыто, разумеется, никогда не обсуждался, своей гомосексуальностью я не бравировал, никакой публичности не искал», — объяснил бывший преподаватель. На следующий день эти слова Вечелковского были опубликованы.

Он до сих пор не лишен сана, хотя уже не служит. Карьеру в семинарии он завершил еще летом, когда на него написали донос с обвинениями в развращении студентов. Причем не в буквальном смысле, а в духовном — молодым людям он прививал свободомыслие.

Когда вы стали священником?

Меня рукоположили в 2006 году в диаконы, а через полтора года — в священники. Формально я до сих пор священник. Впрочем, ненадолго: дело мое уже передали в церковный суд. В течение недели-двух, я думаю, меня лишат сана. Но я еще летом закончил эту свою историю в церкви и открыл новую главу. Донос, написанный на меня, послужил удобным поводом, который положил всему конец.

Это же был не первый донос? Часто сталкивались с проявлениями гомофобии?

Доносы на меня были всегда, поскольку я преподавал. Не всегда в письменной форме. Дело было не столько в ориентации, сколько в других моих оплошностях, например, в стиле преподавания и учебниках, по которым я преподаю, а за пределами собственно богословских дисциплин — в моих эволюционных взглядах, биологических. Их не устраивала моя борьба с самоназначенными «авторитетами». Меня много за что можно было пинать — и пинали.

Каково чувствовать себя в окружении таких «доброжелателей»?

Как в серпентарии. Говоря о том, что в церкви ничего такого нет, люди выдают желаемое за действительное. Геи есть везде. И в церкви — не я первый, не я последний. В свою защиту могу сказать, что никогда не был двуличным — не выходил на амвон и не кричал о том, что надо сжигать геев в печах. По мере возможностей я защищал ЛГБТ-сообщество от нападок, мы обсуждали это на семинарах. Не то чтобы я как-то лоббировал эти темы, но иногда, когда они всплывали, мы говорили и об этом. Ну, и понятно, что моя позиция тут расходилась с той, которую декларирует РПЦ. Эти щелчки по носу были всегда. Меня убрали с административной должности, и это для меня стало своеобразным сигналом, что пора уходить. Технически с 24 апреля я не в штате самарской епархии и с 1 июля не преподаю в семинарии.

Отлучение от церкви вам грозит?

Сана, конечно, лишат, но от церкви за гомосексуальность не отлучают, анафеме не предают. Не тот грех. Канонически это, кажется, невозможно. Но со мной уже разбирается церковный суд, они очень быстро все провернут — расследовать тут нечего. Признаться, меня это не сильно беспокоит. Вызывать меня туда никто не будет.

Какие вообще настроения среди священников-геев?

Упаднические, а какие могут быть еще? Люди вынуждены жить в подполье, жить двойной жизнью. Говорить одно, делать другое, жить тайно той жизнью, которой они не могут не жить. Это не вопрос выбора, это существует помимо воли человека. Но уходить они не спешат. Все-таки посвятили этому почти всю жизнь, многие ничего другого не умеют. Но с другой стороны, а где лучше? В любой компании, в любом сообществе везде это будет тема в той или иной степени табуирована. В лучшем случае! В худшем — попадаешь под некий социальный пресс. Поэтому приходится служить вопреки внутреннему диссонансу.

А среди паствы геи встречаются? Говорят священнику о своем грехе содомском?

У меня были такие прихожане. Я всегда пытался помочь людям, которые в этом открывались. Для меня было очень важно, когда люди уходили утешенными. Со всем остальным — проблемами, доносами — можно жить.

Православные активисты на геев охотятся, бьют их. Не боитесь, что и к вам придут?

Конечно, боюсь. И не только их боюсь. Уже есть некоторый прессинг от правоохранительных органов, угрозы в переписке, в соцсетях. Ну а что делать? Не я запустил эту шарманку, но она уже запущена. В некоторой степени я даже рад, что так вышло. За эти несколько дней я получил небывалое количество поддерживающих и даже восторженных писем. Удивляет то, что их гораздо больше, чем негативных.

^{Оригинал: lenta.ru}