Арина Холина: Есть еще и другие люди, нормальные

Начнём с твоего поста «Все мужчины хотят это». Есть посты, которые собирают наибольшее количество комментариев, посты, которые собирают наибольшее количество лайков, посты, которые собирают наибольшее количество идиотов.

Я умею это, да.

Ситуация напоминает анекдот, когда прокурор предъявил свидетеля, который видел, как гражданин Иванов залезает в окно и ворует самовар. В ответ гражданин Иванов предъявляет 20 свидетелей, которые видели, как он не залезает в окно и не ворует самовар. Вот этот твой пост собрал 200 - 2000, на разных сайтах по-разному, комментариев мужчин, которые прямо сейчас не думают о геевском сексе. Прочитав этот пост они не подумали о нём. Когда ты писала этот текст, ты именно эту анекдотическую реакцию провоцировала?

Знаешь, нарочно я никого не провоцирую. Как я думаю, так я и пишу. Если мне кажется, что идея, которую я хочу донести, правильная, я её очень пылко излагаю. Большинство людей склонны к сексуальным экспериментам. То, что у них есть страшные комплексы по поводу гомосексуальной связи и то, что люди гомофобию воспринимают как данность, напоминает инцестуальное табу — то, от чего сразу шарахаются. Такую реакцию я предполагаю, но делаю все, чтобы читатели задумались и, может быть, пришли к мнению, что в гомосексуальности нет ничего патологического. Ведь есть какая-то Арина Холина, которая пишет, что очень многие «за» однополый секс и, может быть, у людей схлынет градус напряжения по отношению. Пусть они им не займутся, но это заставит их быть более лояльными.

В твоём ответе несколько раз прозвучало «массы», «большинство». Один комментатор написал под твоим постом: «Почему Арина Холина часто говорит за всех, делая обобщения?». Выборка материала статистически, это же не вообще все, а какая-то часть россиян, какая-то часть москвичей, круга знакомых, которые в итоге начинают олицетворять всех. Все впечатления, которые возникают у нас в голове, основаны на общении с ограниченным кругом знакомых. Нужно ли корректировать те выводы, которые мы делаем, перенося их на всех?

Я пишу колонку на 5-6 тысяч знаков по выбранной теме. В таком коротком жанре допущений много. Ограничение само по себе уже допущение. Поэтому я сама себе позволяю сгустить краски. Независимо от круга общения, материального, социального статуса, географии, внутри все мы одинаковы. Но даже среди своего круга я могу встретить гомофоба или человека, который считает, что Сталин клёвый. Например, Захар Прилепин, милый и, надеюсь, образованный парень, ходит и рассказывает везде, как при Сталине было хорошо. Этот человек далекий от меня настолько, как будто живет в Китае и говорит на китайском.

А что делать с таким гомофобом, с «захаром прилепиным» в своём ближайшем окружении?

Антисемиты, сталинисты, гомофобы — на хуй! Может быть это интересный человек, «захар прилепин», но для меня это плоскость сознания абсолютно не приемлема. Поддерживать такую позицию — это как заливать бензином костёр, на котором горят человеческие жизни. В одной руке иконка, а в другой портрет Сталина (была такая известная фотография, где какое-то сборище бабушек стояло). Для меня это такое расщепление сознания, что я не в состоянии с ним спорить. Мне просто не о чем говорить с этими людьми. Я не стану убеждать антисемита, что евреи хорошие. Я просто скажу: «Пошёл на хуй!». И также не буду убеждать гомофоба.

В твоих текстах есть заметное полемическое начало, сатирическое. Встаёт вопрос: «Кого ты этим хочешь задеть?». Кто-то из великих сказал: «К сожалению, перо моей сатиры обращено к тем, кто вообще не читает книг». То есть его текст до них не дойдёт. Что ты говоришь себе, когда пишешь: «Я изменю мир, поэтому пишу». Или «Я все равно не изменю мир, поэтому напишу-ка»?

Смотри, одно дело личное общение с человеком, чья точка зрения для меня неприемлема, другое — когда я пишу, обращаясь к читателю, о котором мало что знаю. Есть люди, у которых нет пока определенной точки зрения: они прочитали Прилепина — задались вопросом, прочитали меня — задали себе еще один вопрос. Я не люблю ходить на телешоу. Нужно куда-то ехать, очень долго чего-то ждать, ждать… Но однажды я все-таки сходила и встретила Марата Гельмана. Сидим мы в студии и я спрашиваю Гельмана: «Какого чёрта мы вообще сюда припёрлись?». Он ответил: «Чтобы люди, которые смотрят телевизор, видели не только рожи, с которыми мы будем спорить. Но чтобы они увидели, что есть другие, нормальные, люди».

То есть, чтобы быть таким выставочным образцом нормального человека?

Чтобы человек смущался от разных точек зрения и мог бы выбрать свою, а не ту, которую орут громче всех. Сталкиваясь на таких передачах с нашим чиновником, я понимаю, что он невероятно невежественный человек. Меня это потрясло. Есть три-четыре вопля: «Геи — плохо!» и т. д. Но когда такого чиновника, вроде Милонова, выводят на самую примитивную дискуссию вне поля этих трёх тезисов, он полностью теряется. Сколько раз он уже был на телевидении, но у него нет даже написанных кем-то ответов на другие вопросы. Человек несколько лет занимается борьбой с ЛГБТ и у него нет в запасе более трёх слов. Жуткое зрелище.

Чиновники и хоругвеносцы — это тоже своего рода выставочные образцы идиотов. И каждый раз, когда приходится с ними спорить, ты сам становишься выставочным образцом…

Я не спорю. Я произношу свою точку зрения. Вот сидят миллионы телезрителей, и смотрят: вот Милонов высказался, но пусть они услышат и меня, и Гельмана…

То есть ты веришь, что зритель в этот момент все-таки слышит? Механически, но понимает, что есть Арина Холина и она думает по-другому?

Да.

У тебя есть еще один интересный текст «Ура ура-патриотизму», где ты пишешь о споре в баре с неким шотландцем, который ругал Россию. Тут хочется вспомнить слова «нашего всего», Пушкина: «Я могу сколько угодно презирать своё отечество, но мне хочется разделять это чувство с иностранцем». Так в чем все-таки дело: не хочется говорить о своих проблемах с иностранцем? Или с отечественными нытиками, с которыми по одной улице ходим?

Мне, правда, неинтересно мнение людей глупее меня. Ты можешь ругать своего мужа всеми возможными словами. И твои друзья могут тебя поддерживать в этот момент. Но они не имеют права говорить, что твой муж — гнусное мудло. Или как евреи могут друг над другом подтрунивать, а другим нельзя. Потому, что никогда нельзя угадать: вот это подтрунивание смешно реально или нет. Формат дискуссии — это одно, а бывают ситуации, когда незнакомые люди подходят и с ходу, тыкая пальцем в грудь, говорят: «Как ты живёшь в этом говне!». Так однажды малознакомый мне человек на вопрос «Как дела?» ответил: «Ой, у меня-то всё отлично, я уже в Израиле живу, это вы там все в дерьме!». Вот так говорить нельзя.

Я не ассоциирую себя и место, в котором живу, с людьми из власти, фсбшниками и какими-то невежественными персонажами. Поэтому я не хочу, чтобы при мне это место оскорбляли.
Нытьё всегда от беспомощности. Я сама никогда не ною. Мне это просто не интересно. Если у меня есть проблемы, я иду к людям, которые мне могут помочь. Проблемы не то, о чём нужно говорить. Проблемы нужно как-то быстро решать и забывать о том, что они уже были.

Когда я шел сюда на интервью, я видел человека, который сгустился для меня до символа. Это был «задрипанный» такой мужичонка с бутылкой пива, завернутой в журнал «Флирт». Мне кажется, его нужно поместить на флаг Министерства любви, которое возглавляет Мизулина…

Я думал, как перейти от секса к политике и понял, что в нашей стране это давным-давно сделано. Переходить, в общем-то не нужно, это такой фрейдистский трюк: раз и президент ночует в твоей постели. Мой друг-журналист подошел на последних выборах к одной известной телеведущей и спросил, за кого она проголосовала. «Лучше спросите, с кем я сплю», — ответила она. 
Хочу задать тебе этот самый неприличный вопрос — про политику. За кого ты голосовала на президентских выборах?

На каких? На тех, которые позорные были?

Последние.

Я не помню. За Путина я не голосовала, там были какие-то протестные варианты…

Портить бюллетень предлагали…

Нет, бюллетень я не портила. Там были кандидаты для того, чтобы не проголосовать за Путина.

Зюганов?

И точно не за Зюганова. А теперь я даже вспомнить их не могу…

Почему? Потому, что у Арины Холиной память плохая или потому, что у нас зачищена политическая поляна?

Ну они всё равно были символические, зачем их запоминать! И ты голосуешь не против Путина, а против текущего положения вещей. Когда-то нашим людям дали свободную страну, без железных занавесов, без коммунистов и у них было сиюминутное вдохновение, но оно рассосалось под воздействием проблем каких-то.

Но слушай, вот израильтяне когда приезжали, приходили ногами в Израиль, у них тоже были проблемы. Сухая пустынная земля. И они построили из нее рай. Потому, что цель была — сделать из страны дом. Вот у нас такой цели не было. Государство совершенно проворонило этот момент. Это всё должно было стать лозунгами, государственной идеологией. Должны были быть девизы, под которыми бы все шли. Но мы сами эти девизы не придумали. Поэтому ничего и не построили. Но это не только правительство виновато. Не только…

Мне всегда хотелось видеть результат, мне казалось, что это жутко важно. Делать что-то, вкладывать себя, и увидеть то, что получилось — вот это дикий кайф! В массе, я точно знаю, этого ни хрена нет. Хапнуть, а дальше хоть пожар.

Про этих людей, которые хапнули — ведь речь не только об олигархах. Это касается и многих маленьких людей накормленных. Я как человек, родившийся в Ташкенте, в свое время прочел у суфия Руми гениальную метафору про обывателя, который хапнул. Одна корова прошла через Багдад и на выходе из города другая корова ее спросила: «Что ты видела в Багдаде?». Она ответила: «О! Я видела на земле три арбузные корки!». Потому, что она идёт всё время головой вниз. И потому что она корова! Есть еще одно социальное животное: индюшка, которую откармливают к Рождеству. Вот мы кто?

Мы люди, которые живут без государства. Есть какой-то общественный договор: вот власть, которую мы выбираем (или она сама себя выбирает), вот средний класс, вот рабочие, которых больше всего, и вот креативный класс. Они все должны находиться в обществе на своих местах. Мало того, каждый должен понимать значение другого.

Государство — даже если у власти не силовики — это всё равно силовая структура. Обыватель всегда пассивен и сделать революцию никогда не способен. Революцию делает интеллектуал, потому, что у него есть идеи. Они нужны и власти, потому, что идеи во власти берут у приближённых интеллектуалов. Они дают творческий контент и для масс, власть через него также спускает свои идеи.

Но у нас всё перевернулось. Ещё в годы СССР люмпены решили, что они самые важные. Срать себе в сапоги и затем надевать — вот культурные координаты общества. Люмпены травили интеллигентов и подшучивали над ними в анекдотах. И в общем, дальше ничего не изменилось. Появились богатые люди, на фоне которых и обыватели и интеллектуалы потеряли свои ниши, а богатые заняли позицию создателей всего: общественного мнения, образа жизни и т. д. И из-за того, что вся общественная пирамида съехала, случилось то, что обыватель не уважает интеллектуала, а власть — ни интеллектуала, ни обывателя. Обыватель побаивается, но не уважает власть. В общем, всё разрушилось. Поэтому нет никакой общности, нет никакой истории, нет никакой идеи. И нет никакого диалога. Этим и должно заниматься государство.

Я почему-то думал, что ты будешь говорить — «Жить стало лучше, жить стало веселее!», а я буду говорить — «Всё плохо! Настали наши последние дни!»

Я всегда живу весело. Мне почти всегда хорошо. Я очень рада, что мы не живём в откровенной внешней убогости и говне. Это фактор, который может повлиять на структуризацию общества. Сейчас происходит маленькое, крошечное объединение интеллектуалов и обывателей. Обыватель сытый, но он понимает, что под жопой у него нет «спокойной воды». Он уже понял, что власти на него положить. И он идёт к интеллектуалу узнать, что вокруг происходит. И между ними, обывателем и интеллектуалом, уже есть какой-то диалог.

Кажется, что гражданские митинги были бессмысленными. Но смысл их был в том, что люди стали ближе. Разные прослойки общества хотя бы попытались выйти куда-то вместе. Эти структурные вещи имеют грандиозное значение для развития общества.
 

^{Беседовал Валерий Печейкин, фотографировал Сева Галкин.}