Молчание – смерть

На ЛГБТ-кинофестивале «Бок о бок» в Санкт-Петербурге состоялся специальный показ фильма Гаса Ван Сента «Харви Милк» — о легендарном американском борце за права гомосексуалов, первом открытом чиновнике-гее в США. Продюсер фильма Брюс Коэн и автор сценария Дастин Лэнс Блэк, получивший за фильм «Оскара», уверенно заявили The New Times: всё можно изменить, главное — не опускать руки.

 

Вы ведь впервые в России и перед поездкой, говорят, консультировались в Госдепартаменте. Страшно было ехать?

Брюс Коэн: Я много слышал о ситуации с правами ЛГБТ в России, обо всех этих законах… У меня сложилось такое впечатление, что Россия — это место, где надо быть особенно осторожным с тем, что и кому говоришь. И вот мы приехали в Петербург на «Бок о бок», и во время фестиваля несколько раз поступали звонки с сообщениями, что в здании заложена бомба. Это было непривычно, ни в одном месте, где я бывал раньше, никогда не искали бомбу. Но с другой стороны, атмосфера была отличная.

Дастин Ланс Блэк: Я вырос в 80-х, когда между США и СССР были очень напряженные отношения, Россия никогда не была местом, куда я хотел бы поехать. Самое главное, что я нашел здесь, — это люди, они просто великолепны. Я обязательно вернусь сюда! Мне хочется сказать американцам: «Приезжайте в Россию и знакомьтесь с людьми!»

Это правда, мы спрашивали Госдеп о возможных проблемах, они поддержали нас, сказали, что можно беседовать о чем угодно, лишь бы в аудитории не было несовершеннолетних.

Но здесь, в России, мы почувствовали: у вас приняты законы, порождающие страх. Основная проблема в том, что законы нечеткие, непонятно, что можно говорить (на тему ЛГБТ), а что нет. Но я все равно буду говорить то, что считаю правильным, и призываю к тому же русское ЛГБТ-сообщество.

Впрочем, больше всего меня в России поразило количество людей, которые не прекращают борьбу за права меньшинств, несмотря на этот страх. Ведь самый главный урок, который я извлек из истории последних десятилетий: когда ты сталкиваешься с дискриминацией, с вещами, которые порождают страх, единственная возможность справиться с ними — оставаться честным, открытым, никогда не становиться невидимкой.

Вообще, если смотреть на проблему шире, в историческом срезе, то она касается не только ЛГБТ. Стоит государству начать потакать дискриминации в отношении одной группы, рано или поздно настанет очередь другой. Так, к примеру, одна из групп ЛГБТ-активистов, с которыми мы встречались в Петербурге, изначально боролась за права мигрантов. И потом они поняли, что это все проблемы одного порядка.

В России, помимо ЛГБТ, есть масса других проблем: политзаключенные, наступление на гражданские права и свободы… С другой стороны, есть масса других стран — союзников США, как, скажем, Саудовская Аравия или Катар, в которых к геям относятся еще хуже. Почему тогда в США и Европе поднялась такая кампания именно в защиту российского ЛГБТ-сообщества?

Коэн: Так уж совпало, что в последние годы и в Штатах резко активизировалась борьба за права секс-меньшинств. В 16 штатах уже признаны гей-браки, 26 июня 2013 года Верховный суд признал неконституционным Закон о защите брака и дал гей-парам в этих 16 штатах все конституционные права, в том числе мне и моему мужу, с которым я живу в Калифорнии.

И тут вдруг на фоне всего этого приходят новости из России, которая, вместо того чтобы двигаться вперед, отбирает права у гомосексуалов.

Да, надо бороться за права геев и в тех 80 странах, где гомосексуальность вообще под запретом. Но, как говорил Мартин Лютер Кинг, дуга вселенной морали бесконечна, но она всегда склоняется в сторону справедливости. Поэтому всегда особенно тревожно видеть движение назад. События в России задели американцев за живое, напомнили нам ситуацию в Калифорнии в 2008 году, когда там на референдуме было принято Предложение 8, отменявшее в штате разрешенные было гей-браки.

Блэк: Мы тогда подали в суд против Предложения 8 и выиграли его в первой инстанции. На слушания приходили противники гей-браков, так называемые ученые, которые должны были давать показания под присягой. Часть из них решительно отказалась это делать. А если не отказывались — то сразу становилась видна разница между настоящей наукой и псевдонаукой — ведь псевдонауку невозможно защитить под присягой, которая не позволяет лгать. А теперь мы не просто видим в Москве представителей этой псевдонауки, полностью дискредитированных в Америке, — они еще и выступают в вашем парламенте!

ЛГБТ-активисты в России несколько разобщены. Одни считают, что процесс воспитания общества долог и труден и не нужно вызывать лишнее раздражение несвоевременными демонстрациями и эпатирующими акциями. Другие хотят всего и сразу.

Коэн: Во всех движениях за права человека всегда были консерваторы и радикалы, это нормально. В Америке у нас происходит то же самое. Я думаю, что для нормального развития нужны и те и другие. Мы вот с Лансом на «радикальной» стороне.

Блэк: Нет, почему же, я про себя не могу сказать, что я какой-то там радикал. Но я считаю, что мы должны требовать полного равноправия. Я вырос на юге, в Юте, это очень консервативный религиозный штат. И знаете, кого там уважают меньше всего? Тех, кто не требует к себе уважения!

Конечно, есть разные методы отвоевания позиций. Кто-то предпочитает уличные акции, но, по-моему, самое эффективное — просто быть открытым и честным.

В 2010 году я снял документальный фильм «8. Предложение мормонов».Там я показал, что это на мормонах лежит ответственность за то, что в Калифорнии у нас отобрали ранее предоставленные права, — это мормоны оплатили кампанию в поддержку Предложения 8. Фильм поставил мормонов в неловкое положение. Я предложил им встретиться и поговорить. Мы пообедали в Солт-Лейк-Сити, это помогло нам получше понять друг друга. Потом мы встретились еще и еще, уже со своими супругами и детьми. И лед тронулся. Мормоны поняли, что ЛГБТ хотят ту же самую семью, что у нас нет задачи разрушить этот институт, но мы, наоборот, хотим защитить его, что мы любим и заботимся о своих близких, своей семье так же, как и они. Ко мне подошел лидер одной из общин, пожилой, седовласый человек, и спросил, хочу ли я когда-нибудь иметь детей. И когда я ответил, что конечно хочу, у него появились слезы в глазах — он никогда не думал, что геи могут стремиться к тому же самому — к семье.

С тех пор мормоны быстро стали менять свое мнение о гомосексуальности. В четырех штатах, где обсуждались гей-браки, религиозные общины мормонов заняли в этом вопросе нейтральную позицию, отказавшись участвовать в дискуссии. Мормоны признали недопустимость дискриминации гомосексуалов дома и на работе в четырех штатах, но самое главное — они признали наконец, что сексуальная ориентация — это не вопрос выбора, который можно изменить. В результате многие мормоны отказались от самого понятия «терапия по изменению ориентации». Отказались пока не везде, но они на пути к этому.

Именно поэтому геи должны рассказывать о себе. Этим мы отличаемся от других меньшинств — по внешнему виду часто ничего нельзя сказать. Люди не знают, что это такое, они верят лжи, которую им рассказали в церкви или еще где-то. Молчание — смерть для ЛГБТ, люди должны открываться, это может быть непросто, особенно в России, но это необходимо.

Журнал The New Times делал репортаж об ЛГБТ-подростках, и все они говорили одно: хотим уехать из страны. Что бы вы могли им посоветовать?

Блэк: Знаете, после того как Харви Милка избрали в 1977 году в муниципальный наблюдательный совет Сан-Франциско, он съездил в Техас, очень консервативный штат, и произнес там речь. Он сказал, что ЛГБТ-дети могут продолжать бояться, молчать о себе, но зато теперь у них есть выбор: уехать в Сан-Франциско или остаться в Техасе и бороться за свои права. Среди представителей ЛГБТ-сообщества в девять раз выше вероятность суицидов, если они живут в нетолерантном обществе. Я прекрасно знаю, что это такое, я переехал в Калифорнию и здесь набрался сил, прежде чем вернуться и бороться дома, в Юте. Борьба очень важна.

Россия — прекрасная страна, не ставьте на ней крест, постарайтесь сделать так, чтобы будущие поколения гомосексуалов чувствовали себя здесь в безопасности.

«Харви Милк» вышел на экраны, как раз когда в Калифорнии обсуждали Предложение 8. Вы специально так подгадали?

Коэн: Нет, просто так совпало. Один из законов, с которым боролся Харви, назывался Предложение 6 — по нему учителям-геям запрещалось работать в школах. И вот 30 лет спустя мы сняли об этом фильм, и тут появляется Предложение 8. Этот шаг назад всех очень напугал, но он же породил целое поколение активистов, которые боролись за возвращение своих прав.

Джош Гетлин, работавший в пресс-службе мэрии Сан-Франциско в 1978 году, написал, что фильм несколько приукрашивает реальность: мол, главной целью убийцы Дэна Уайта был мэр Сан-Франциско Москоне, и убить он его хотел из-за проблем с работой, а вовсе не из-за ЛГБТ-мотивов…

Блэк: Нет, это очень сильное упрощение. Дэн Уайт знал, что делал, он хотел убить их обоих — и Милка, и Москоне. К тому же мэр очень поддерживал Милка. Было ли это убийство совершено только на почве гомофобии? Нет. Но в последние недели работы в мэрии Сан-Франциско Уайт постоянно артикулировал какие-то гомофобные вещи.

Вас упрекают также в том, что вы, дескать, слишком много внимания уделили Милку, обделив мэра Москоне, хотя тот был гораздо более важной фигурой для Сан-Франциско.

Коэн: Мы снимали фильм о Харви Милке и о его борьбе за права ЛГБТ. Мэр там тоже играет важную роль, и мы показали, как он относился к проблемам ЛГБТ. Мы же не приписывали ничего Милку из того, что сделал или сказал мэр…

Стало быть, «Харви Милк» полностью достоверен?

Блэк: Что касается исторических фактов — да. В нашей ленте, может, не представлены какие-то второстепенные лица, но мы и не могли восстановить всю канву тех событий — иначе фильм получился бы слишком длинным.